сжать кулаки пришлось уже всем троим. Не успели мы перевести дух, как слева от машины рвануло в третий раз, окатывая нас страшным месивом из ударной волны и оглушающим громом.
– Это артобстрел! – от звона в ушах я мог лишь догадываться, насколько громко орёт Кирилл Павлович, но сдаётся мне, что ему приходится не слаще, перекрикивая собственную временную глухоту. – Старший лейтенант, это артобстрел! Какого чёрта?!
– Я не знаю, – для меня её крик больше походил на шёпот. – Это дорога была самой безопасной…
– Самой безопасной?! Вы издеваетесь?
– Никак нет! Эту трассу никто не трогает. Здесь ездят журналюги, парламентёры и «гуманитарка». Даже технику переправляют другими путями –японцы двинуты на чести и уважении…
– Мы сейчас самая удобная мишень для артобстрела, не надо мне «политкой» зубы заговаривать. Разворачивайте машину!
– Эта какая-то ошибка, – стояла на своём Евфросиния. – Больше взрывов быть не должно!
Кирилл Павлович уже было открыл рот, чтобы возразить ей, но новый взрыв хамски заткнул ему рот, а заодно и нас с Евфросинией лишил возможности слышать. Новый снаряд угодил прямо перед нашим бампером, превратив окружающую действительность в дозу смертоносного коктейля – на краткое мгновение сверкнула ослепляющая вспышка, в которую неизвестный бармен добавил изрядную долю ударной волны, выворачивая внутренности двигателя наружу и вдавливая лобовое стекло в салон, но, чтобы подсластить вкус напитка, в него добавили "вишенку-отключку", ненадолго лишая всех троих сознания.
Всё произошедшее длилось не дольше секунды, но доза этого «коктейля» оказалась катастрофически убойной. Вернувшись из неглубокого обморока, с трудом открываю липкие от крови глаза, делаю глубокий вдох, давлю в себе осколки паники и выдыхаю, готовый анализировать обстановки.
Я – пробита голова, левая нога и левая рука неестественно вывернуты и обзавелись вторыми локтём и коленом. Значит переломы, но из-за шока боли пока не чувствую.
Кирилл Павлович – из груди торчит какой-то кусок искорёженного металла, голова вся в крови, признаков движения нет. Умер мгновенно.
Евфросиния – тихо кряхтит в полуоброчном состоянии, покачивая головой и сплевывая кровью, от груди и ниже плотно зажата между рулём, наполовину вошедшем ей в живот, и деформированным сиденьем. Жива, но, судя по всему, ненадолго.
Всё ясно. Нет ни какого смыла задерживаться в этом "сейчас", где кровавый разгул "костлявой" достиг своей апогеи.
ШМЯК
– Это артобстрел! – кричит живой и невредимый Павлович, даже не подозревая, насколько он точен оказался в своих выводах. Хоть и безрезультатно, к сожалению.
– Надо тормозить! – наклонившись к своим "конвоирам", кричу, что есть силы. На деле прорвать звуковую пломбу не так уж и легко – мне самому собственные слова казались далёким эхом. – Тормозите, а то подорвёмся!
Они меня не слышат или только делают вид, игнорируя делетанта-гражданского, недостойного вникать в военные премудрости? Так или иначе ничем хорошим для них это горделивое упрямство не закончится и "услышать" меня Евфросинии и Павловичу всё-таки придётся.
– Кирилл Павлович, – истерично дергаю его за плечо, чтобы привлечь к себе больше внимания, и показать, что просто так я не успокоюсь. – Надо тормозить! Срочно!!! Иначе нам полный пи…
– Таимкин, блин! – обрывает меня Павлович, сильно рванув плечом, освобождаясь от моей руки. – Ты достал уже!
Обернувшись, он хотел было послать меня к такой-то матери, чтобы не отвлекал. Даже воздуха в грудь набрал. Но, споткнувшись о мой взгляд, Павлович давится собственной речью, и сделав недовольную мину, со вздохом дёргает рычаг ручного тормоза вверх. Резкий визг тормозов вмиг пробудил в нас слух, который крепко спал убаюканный оглушительными взрывами, а наша железная леди от неожиданности рухнула на руль, не справившись с инерцией экстренного торможения. В итоге мы встали посередине дороги,
– Вы совсем охренели!? – стукнула она по рулю рукой. – Моя задача доставить вас в Тибу не позднее часа дня, и пока я за рулём – я выполняю приказ. Что вы мне тут за цирк устроили…
– Мне кажется, – наклонился я к нашему нервному водителю. – Что в приказе имелось ввиду доставить нас в Тибу живыми. Ключевое слово здесь «Жи-вы-ми».
– А у тебя, по-моему, совершенно другие планы! Зачем вы машину затормозили без разрешения?
– Чтобы мы выжили, – говорю я, и поднимаю руку, указывая вперёд, что бы мои спутники проследовали взглядом по этому направлению. Если я не ошибся в собственных ощущениях текущего времени, то взрыв должен произойти в течении нескольких секунд.
Один.
Два.
Три.
Четыре.
Ба-бах!
В тридцати метрах от нас посередине мокрой глади серого асфальта взметнулась вверх огненная вспышка вперемешку с дымом. В то же мгновение нашу машину сотрясла ударная волна, а на капот начали падать мелкие куски не пойми чего, напоминая собой редкий дождь из маленьких камней. Дымовая завеса надолго не задержалась, и сдаваясь напору легкого ветра обнажила огромную дыру в дороге, которая была заготовлена для нас.
– Твою же мать, да чтобы я… – понесло нашу Евфросинию, метал которой треснул и дал волю обыкновенному страху, шоку и мату. Говорила она на протяжении минуты, но так крепко и смачно, что некоторые обороты я поклялся запомнить и как-нибудь использовать при случаи.
– Не может быть! – обернулся ко мне Павлович. – Как?
– Вы знаете ответ, – поднимаю ежедневник вверх
и показываю на него пальцем.
Конечно, получилось излишне демонстративно, но и в то же время не очень понятно для нашей "не совсем железной леди", которая не смогла вникнуть в суть нашего диалога. Павлович на минуту задумался, складывая для себя неведомую мне «головоломку», чему-то тихонько кивнул и поднял глаза на меня.
– Я умер?
– Да.
– Как?
– Мгновенно.
Осознание собственной смерти в будущем, которое уже не произойдёт, оказало сильный эффект на моего спутника. Александр Таимкин моментально преобразился в доктора временного континуума, вовремя залатавший кровоточащие раны горизонта событий, и теперь его авторитет для Павловича в одночасье стал неприкасаемым. Эх, знал бы он, какие чудеса с помощью ежедневника я творил с одним французом.
– Едем дальше, – вернулся в свою стезю главнокомандующего наш седой интеллигент. – Время теперь на нашей стороне.
Молча пожав плечами, Евфросиния без всяких вопросов отжала рычаг ручного тормоза, и начала объезжать воронку в асфальте. Надо отдать ей должное, субординация в девушке была отточена острее некуда – если не положено интересоваться лишним, то она и не интересуется, каким бы странным это самое "лишнее" не было. И вновь шуршание колес по мокрому асфальту, вновь напряжённая тишина в салоне и вновь сон начал вливать в веки что-то невыносимо тяжёлое, от чего и мысли увязали в дремотном помутнении, и зевать стало крайне сладко.
Бум!
Мы не успели даже понять, что произошло, а наша машина уже летела в кювет
